Ю л и я  Л а т ы н и н а. Сто полей. М., «Астрель»; «АСТ», 2010, 573 стр.

В общем, считайте это диалогами Платона, 
которые ведут персонажи братьев Стругацких.

Юлия Латынина. Предисловие к новому 
изданию романа

Латыниной повезло больше многих фантастов: ее лучший роман «Сто полей» «Новый мир» отрецензировал еще в 1997 году.

Латыниной повезло меньше многих: ее цикл «Вейская империя» (в который входит эта книга) ни разу не издавался полностью и по порядку. Между тем Вейский цикл — одно из важнейших явлений русской прозы 1990-х годов; не только фантастики, но прозы в целом. Его вряд ли экранизируют, как «Охоту на изюбря», — хорошо, хоть переиздают.

Фабула нехитрая: земляне терпят крушение на неизвестной планете с феодальным уровнем развития и должны преодолеть две с лишним тысячи километров, чтобы добраться до своего звездолета. Тысячи прецедентов в фантастике. Земляне, волей или неволей, вмешиваются в местные политические интриги. «Трудно быть богом», да отчасти и «Обитаемый остров». Тем не менее ничего подобного «Ста полям» я назвать не могу — ни в нашей литературе, ни в зарубежной.

Латынина куда ближе к Лему, чем к Стругацким: весь ее цикл — это огромный культурологический эксперимент. Вот Империя — квинтэссенция всех империй Земли, гибрид Китая, Византии, Руси и СССР; вот глобальные закономерности ее функционирования, идеологии, быта, взаимодействия с варварами; вот многообразные столкновения обычаев, мировоззрений, культур. При этом автор неуклонно следует принципу, сформулированному ею в предисловии к ее раннему роману «Клеарх и Гераклея»: «Я считаю, что в хорошо написанной сцене должно быть полстраницы, два афоризма и один убитый; что действие должно развиваться от события к событию, а не от комментария к комментарию». Так оно и есть: блестящие афоризмы, харизматичные герои (живые, мертвые и умруны), никаких авторских комментариев, кроме откровенно пародийных. И все это — в форме стилизации под космическую НФ, скандинавскую сагу и китайский роман. И все это — в эволюции, постоянных изменениях, которые неминуемо оказываются поверхностными, потому что не затрагивают образа жизни и мысли. Читатель знает не больше, чем герои, — а значит, ему приходится самому реконструировать общественное устройство Веи и сложные хитросплетения интриг; понятно, что чтение не для каждого.

Латынина написала краткий курс практического макиавеллизма. Циничная книга? Скорее лишенная иллюзий. Роман увидел свет почти одновременно с «Чапаевым и Пустотой»; обе книги помещают современную жизнь России в гораздо более широкий культурный и мировоззренческий контекст — но насколько же Латынина превосходит Пелевина!

И кто об этом знает?